Васек потянулся, открыл глаза. Во всем теле было такое ощущение, будто он спал на голых камнях. Ребята тоже кряхтели во сне, вытягивая то руку, то ногу. Васек вспомнил вчерашний день и удивился, что никто их не будит, не торопит.
«Ведь машина, наверно, уже пришла. А где же Митя? Может, он в школе — собирает вещи? Что ж он никого не разбудил? Неужели еще так рано?»
Васек поискал глазами мирно тикающие в углу ходики и вскочил:
— Десятый час! Вот так поспали!
Он потряс за плечо спавшего рядом Сашу. Саша недовольно промычал что-то и повернулся на другой бок.
Васек вышел во двор. Солнце брызнуло ему в глаза, облило все тело горячим светом; захотелось побежать на речку искупаться, окунуться с головой в холодную воду. Около крыльца лежала лохматая собака; она лениво вытянула лапы на сухой черной земле и шумно вздохнула, покосившись на Васька.
За плетнем, около белой просторной хаты сельрады, было пусто. Васек прошел туда, заглянул в окна, думал увидеть Степана Ильича. Но за столом сидели колхозные старики и, торопливо подсчитывая что-то, записывали в толстую клеенчатую тетрадь.
Васек прошелся по двору. Около крытого сарая лежала горка зерна. Там копошились птицы. Сбившись в кучу, кудахтали куры, сердился петух, гоготали гуси.
Жорка, присев на корточки, обеими руками сгребал зерно и насыпал его в торбу.
Куры копошились у него под руками; гусаки, вытягивая длинные шеи, с гоготом нападали на Жорку. Он сердито оборонялся от них, хватал за крылья, выбрасывал из общей кучи и кричал:
— От я вас! Пошли вон! — Увидев Васька, обрадовался: — Московский, иди зерно собирать!
Васек подошел, разгоняя кур:
— Что это ты делаешь?
Жорка вытер ладошкой нос; щеки у него были замурзаны, в короткие волосы набилась пыль; чистыми на лице были только голубые, как у отца, глаза. Он объяснил, что с поля свозят хлеб, а один мешок порвался, и баба Ивга велела ему собрать рассыпанное зерно.
Васек потрепал его по голове и пошел к воротам. За воротами на зеленой траве колхозные девочки шили мешки. Одна из них что-то бойко рассказывала подружкам, взмахивая иглой с тонкой бечевкой. При виде Васька она смолкла. Васек кивнул девочкам головой:
— Здравствуйте!
Они ответили дружно, хором.
Васек хотел спросить, не видели ли они вожатого Митю и не приходила ли со станции машина. Но спросить было как-то неловко; он с независимым видом постоял у ворот, посвистел… Девочки с любопытством смотрели на него. От их взглядов и от того, что они работают, а он стоит и посвистывает, Ваську стало не по себе; он повернулся и пошел в хату. Но Жорка снова окликнул его:
— Московский! Что я тебе скажу! — Он, согнувшись, потащил по земле свою сумку. — Иди сюда! У нас фашисты железную дорогу разбили… и станцию… Дед на коняке приезжал… И шофера вашего убили… бомбой! — вытаращив глаза, кричал он.
— Чего? — Васек побежал к нему, тряхнул его за плечи: — Врешь!
Жорка вырвался, обидчиво выпятил губы:
— Я правду кажу!
— А где мать? Где дядя Степан? Где баба Ивга? — Васек растерянно смотрел в голубые глаза Жорки, тянул его за руку. — Кто тебе сказал?.. Где баба Ивга?
— Баба в коровнике, — испуганно пятился от него Жорка.
Васек побежал к коровнику, с силой толкнул тяжелую дверь, застучал кулаками:
— Баба Ивга! Откройте!
Баба Ивга не спеша открыла дверь. Васек шагнул в темноту сарая. Споткнулся на кучу земли и, задыхаясь, пробормотал:
— Жорка сказал — станцию разбили! Где наши все — ребята, Сергей Николаевич?.. Мити нет!
— От же який хлопець противный! — рассердилась баба Ивга. — Я ему покажу! — Она ласково погладила Васька по голове: — Живы все ваши! Поездом поехали, спокойненько погрузились — нема чего за них волноваться, сынок! И Митя ваш цел, никуда от вас не денется…
— Покормите, мамо, хлопцев. Верно, уже попросыпались они, — тихо сказала из темноты Татьяна. Она стояла по пояс в яме, опираясь на лопату.
— Зараз, зараз… Пойдем, голубчик! Ваши уже в Киеве скоро будут. А станцию разбили — это верно… Разбили, проклятые! Только учитель ваш уже уехал до того времени… — рассказывала баба Ивга, вытирая о передник руки.
— Да когда же это? Как это?
— Ночью, голубчик. Налет фашисты сделали… Страшное дело… Война, миленький, идет, война… — Она вывела Васька из сарая, заглянула в хату, взяла коромысло, загремела ведрами. — Спят еще хлопцы твои. Я их не побудила утром — пусть спят. И Митя не велел будить. Он к Жуковке пошел. А чего пошел — не сказал… Дорога не ближняя — мабуть, к ночи только вернется… Посиди на солнышке, сынок, я за водой схожу.
Васек присел на завалинку. Беспорядочные, тревожные мысли толпились у него в голове.
Станция разбита… Значит, где-то близко уже бродит враг… Он бросает бомбы, он убивает людей… Баба Ивга так и сказала: много людей побил… Не в сраженье побил бойцов, а просто на дороге каких-то людей… А по дороге идут женщины и дети… Вот и сейчас к этой самой Жуковке пошел Митя. И зачем он пошел? Почему не сказал Ваську, что делать ребятам в его отсутствие?..
Васек решил разбудить товарищей и поделиться с ними всеми новостями.
Он вошел в хату, крепко стукнул дверью:
— Вставайте!
Никто не отозвался. Васек подходил к каждому, дергал за одеяло, тряс за плечо. Ребята недовольно отмахивались, сонно мычали. Мазин дрыгнул ногой и с угрозой проворчал:
— Брось лучше!
Сева открыл сонные глаза, нежно улыбнулся:
— Сейчас, сейчас, мамочка!
Васек рассердился:
— Какая я тебе мамочка! Вставайте сейчас же!
Он снял с полки барабан и забил тревогу. Ребята испуганно заерзали на мягком сене, моргая от яркого света; потянули к себе одежду, вскочили.
— Тревога! Тревога! Вставай! — заорал Мазин, тормоша Петьку.
— Трубачев, что случилось?
Васек рассказал товарищам все, что слышал от бабы Ивги.
— Как же это? Станцию разбили? С воздуха?
— Значит, они в тыл зашли?
— А Сергей Николаевич с нашими ребятами далеко отъехал? Может, и их поезд бомбили? — с тревогой спросил Сева.
— Ну, что ты! Это же не военный поезд, а пассажирский. Они не имеют права невоенных убивать, — уверенно сказал Саша.
— Не имеют права? А около Жуковки дорогу бомбили, а на дороге всяких людей много! — возмущенно сказал Васек. — Хорошо еще, что наши девочки с малышами поспели!
— Ну, уж ты чересчур… Они ведь смотрят, кто едет. А там одни малыши — не нападать же им на детей, — серьезно сказал Одинцов.
— Эх! — бросил с презрением Мазин. — Будут фашисты разбирать!
Пока баба Ивга готовила завтрак, ребята строили планы, что делать — не пойти ли навстречу Мите?
Удивлялись, что Митя ушел, никого не предупредив и не сказав никому, зачем идет. А вдруг на село налетят фашисты?
— Ребята, а у дяди Степана уже окопы роют, — шепотом сообщил Васек.
Ребята заинтересовались. Васек осторожно заглянул в коровник. Татьяны там не было. Ребята один за другим спрыгнули в яму.
Подходя к своей хате, Степан Ильич услышал треск, пальбу и грозную команду:
— Вперед! Заходи с тыла! Бей его!
В стенки сарая летели комья земли. Лохматая собака с яростным лаем нападала на сарай.
Степан Ильич прислушался, усмехнулся, широко распахнул дверь коровника и стал на пороге:
— А ну, один за другим, марш отсюда! Живо!
Ребята, виноватые и смущенные, вылезли из ямы.
За столом Степан Ильич, ласково поглядывая на них, говорил бабе Ивге:
— От не знали, кого на войну послать! Такие бойцы зря без дела пропадают!
— Не пропадут. Я им после завтрака работу найду — всю яму мне обвалили! — строго пригрозила баба Ивга.
— Мы поправим! Мы сейчас!.. Идем, ребята! — вскочил Трубачев.
— Сиди, сиди! Кушай вот! А за баловство от меня и Жорке попадет… Люди копали — значит, надо их работу уважать, хоть вы, мои голубята, и гости у нас.
— А они без няньки не могут быть, — поддразнил Степан Ильич. — Раз вожатого нет — пропало! Дисциплина уже не та. Ребята сидели красные, смущенные.
— А что это ты, Степан, на хлопцев напал? Они и вправду подумают, что ты на них сердишься… А и вы, мамо тоже! — вступилась Татьяна. — Дети перепуганы, а вы шутки шутите. — Она заморгала глазами, отошла к печи.
— Ну-ну! То вы, бабы, пугаетесь, а мужики — народ крепкий, — вздохнул Степан Ильич, исподлобья глядя на жену.
— «Крепкий»… А над тем грузовиком с малыми детьми так и мужики и бабы плакали… Такой крик стоял… — всхлипнула Татьяна.
— Доню моя… — тихо сказала баба Ивга. — И так сердце болит, зачем такое рассказывать… — Она указала глазами на остолбеневших от неожиданности ребят: — Сама хлопцев пугаешь…
— Над каким грузовиком? — тяжело дыша, спросил Сева. — С дошколятами? Почему плакали?..
Ребята перестали есть.
Мазин налег на стол. Петька похолодевшими пальцами вцепился в его плечо. Саша и Одинцов не отрывая глаз смотрели на Степана Ильича. У Васька замерло сердце…
Степан Ильич недоумевающе смотрел на ребят. Баба Ивга сердито прикрикнула на Татьяну:
— Выйди с хаты со своими слезами!
Степан Ильич нахмурился, рассердился:
— А еще пионеры! Москвичи! Где война — там и убитые есть! И скрывать тут от них нечего. Верно! Побили грузовик с детьми. Малых детей побили! Так это зверство каждый на всю жизнь запомнить должен! Чтоб пионеры это знали, комсомольцами помнили и коммунистами не забывали! Вот как надо! — Он стукнул кулаком по столу.
— Дядя Степан… — Голос у Васька дрогнул. — В этом грузовике наши девочки были. Мы их на дороге подсадили…
— Чего? — Степан Ильич широко открыл глаза, неуклюже повернулся к матери.
Баба Ивга сидела прямая, неподвижная:
— Не знала я этого, сыну…
Степан Ильич посмотрел на ребят. Они сидели согнувшись, каждый с трудом удерживал слезы. Сева закрыл руками лицо, пальцы его дрожали.
У Степана Ильича на лбу выступили капли пота. «Так вот куда побежал Митя!» — подумал он и обернулся к ребятам:
— Вот что я вам скажу, хлопцы… Может, и погибли ваши девочки, и горе ваше большое… На войне слезы несчитанные. Только слабость нам сейчас не к лицу. Слабость наша врагу на руку… А у нас дела непочатый край. Хлеб на поле стоит, рабочих рук не хватает… — Он встал. — Плакать нам некогда! И чтобы живо мне на работу становиться! Яму копать, в поле идти!.. Кто у вас командир?
— Я…
— Не слышу! — загремел Степан Ильич. — Голоса твоего не слышу!
Васек встал:
— Я, Трубачев, командир отряда.
Степан Ильич махнул рукой:
— Распределяй людей! Чтобы к ночи яма была вырыта! Двоих мне на поле давай!
— Мазин! — окликнул Васек.
— Есть!
— Булгаков!
— Есть!
— На поле! Остальные со мной!
— Пошли! — пропуская вперед мальчиков, сказал Степан Ильич.
Ребята на ходу утирали слезы.
Под вечер над селом завыли фашистские самолеты. Они пролетели низко над полем, осыпая работающих людей градом пуль. Степан Ильич отослал ребят домой. Сидя в хате и прислушиваясь к вою вражеских самолетов, они молча переживали свое горе. Все произошло так неожиданно и так страшно, что даже не верилось, что это правда и они больше никогда не увидят девочек.
Люди долго не возвращались с поля. Село казалось пустым. Наступали сумерки. Никто не зажигал свет. В хате было одиноко и страшно.
Поздно ночью, стоя у ворот, ребята видели, как, устало передвигая, ноги, шел по селу Митя. Навстречу ему вышел Степан Ильич. Они долго говорили о чем-то, замедляя шаги и останавливаясь. Степан Ильич гладил Митю своей широкой ладонью по спине и, наклоняя голову, заглядывал в осунувшееся Митино лицо. Когда они подошли ближе, Васек увел ребят… Никто из них не спросил Митю, где он был.